Консервы

[ChangingMood]

Летние заготовки на долгую зиму. То, что останется от отдыха.

Банка №1. Поезд

Банка № 1. Поезд
Мы принципиально ездим в плацкарте. Потому что денег на большее не заработали. Так вот ехали мы в плацкарте. По дороге туда мы были единственными хозяевами своего закутка, вопреки жизнерадостным прогнозам Слэй, предрекавшей храпящих маньяков и сопящих подофилов на наши головы. Не было их. Зато было много алкоголиков. В первую ночь мы даже немного миролюбиво поспорили насчет алкоголиков. Насчет того, люди ли они и стоит ли им жить. Потом почему-то перешли на проблемы отцов и детей. Точнее, проблему доверия детям. Даже не доверия. В общем, спорили, стоит ли на ребенка вываливать взрослые проблемы. Как-то незаметно скатились на психологию. Когда Шелл надулась, и в ответ на мои вялые реплики стала затравленно смотреть исподлобья и яростно парировать длительными тирадами, Слэй решила это дело прекратить. Потом она сказала мне о том, что не стоит разрушать чью-то веру. Я не могла с ней не согласиться. Нам оставалось молча завидовать Шелл.
В поезде в ее светлую головку пришло много замечательных рационализаторских идей. Было что-то про преобразования соленой воды в пресную путем выделения соляного осадка с помощью солнца и стекла. Еще она собиралась бегать каждое утро до города, покупать продукты и добираться обратно вплавь. Для облегчения задачи продукты следовало класть в кан. А кан приматывать к голове скотчем. К сожалению, задумка не была воплощена в жизнь.
На исходе второго дня алкоголики выбили окно в тамбуре и порезали вену. И стали ее зашивать. Иголкой с ниткой. Весь вагон был залит кровью. Шелл переживала, не умрет ли кто. Я индифферентно чистила ногти. Слэй метала молнии: ей испачкали матрас. Разница ширилась.
Никто не умер. До утра на зеркале в туалете оставались кровавые разводы.
Обратно ехали в вагоне с собаками и аллергиками. Ничего интересного.

Банка №2. Первая ночь

Банка № 2. Первая ночь
К вечеру первого дня на месте на меня накатило уныние. Мы добрались, встретили шефов, нашли отличное место под стоянку, сходили за водой, помылись. Искупались. Но при этом.. кто-то все время был недоволен. Чего-то хотел от других. Мы друг друга не понимали. Когда Слэй сказала, что бы я прекратила истерики на время отдыха, я лишь что-то тихо прошипела в ответ и удалилась на берег немного поразмыслить. А на берегу… Вот что найдено по этому поводу в путевых заметках:
"Кто сказал что луна белая? Она желтая. Желтая и круглая, как сыр. Она ярче любого фонаря. До нее можно дотянуться рукой. Полнолуние не за горами. И мы его застанем."
Все наладилось. Ну, почти все. Ночью мы со Слэейром маялись в полузабытьи в палатке, а Шелл спала под деревом. И тут начался «Дождь что ли, мать его?», как прокомментировала я. И сомнамбулически отправилась натягивать тент. А с утра долго выковыривала листы остролиста из голых пяток. Дождь кончился в ту самую минуту, когда я затянула узел на последней растяжке.

Банка №3. Живность

Банка № 3. Живность
Живности было много. И она всячески себя проявляла. В составе:
1) Мухи и прочие летающие, повсеместно. В день, когда я провела Великий Мухобой в палатке и на кухне, меня укусил слепень.
2) Огромные полоумные стрекозы, опять же повсеместно. Появлялись по вечерам на берегу и над водой. Кружились, сталкивались, вели междоусобные бои. Просто отдавались феерическим танцам. Одна села мне на нос и долго не слезала, охотно позируя фотографам. В целом, это – стрекозы вообще, а не мой нос и стрекоза - выглядело довольно красиво. Особенно когда появлялись такие же полоумные и огромные коричневые бабочки.
3) Еноты, в Сухой Щели. В Сухой Щели источники с пресной водой. Говорят, там водятся ручные еноты. В этом году, в связи с необычайном наплывом народа, там водились только йоги. И не то чтобы очень ручные.
4) Сойки и соньки на нашей стоянке. Сойки – птицы. Соньки – помесь суслика и белки, днем не видела ни разу. По ночам сидят на фисташковых деревьях, лущат орехи и сыплют шелуху на спящего внизу. Одна такая перепугала меня до вежливого мата, когда ночью подобралась к самому моему лицу и стала, шумно фыркая, его обнюхивать. Я-то принимала ее за пакет.
5) Кошка пятнистая, общая, с котятами. Встречалась в любом конце лагуны. Хотела есть.
6) Борзый щен, обитавшей в лесу неподалеку от нас. Бесцеремонная, приветливая скотина, водившая дружбу абсолютно со всеми. Слэй утверждала, что у него нервное расстройство. И что его кто-то постоянно накуривает. В лимитированных количествах был хорош.
7) Сколопендры. Наглые твари. Какая-то укусила одного из наших соседей у в глаз. Другая выгнала нас из палатки спать на пляж. Но за это ей спасибо. Часа в 3 ночи я открыла глаза. Потом легонечко распихала Слэйера и сказала: «Просто посмотри». Среди звезд просвечивало бархатное небо. Такого не увидешь никогда.

Банка №4. Звуки

Банка № 4. Звуки
Звуки повсюду. Всегда. Постоянно. Глухой стук барабанов в любое время суток. Флейты. Губные гармошки. По вечерам редкие сейшны. Электрогитара(!), саксофон, все те же тамтамы и флейточки. Вообще в этом году стучали мало и без задору, куда не пойди. Файерщиков тоже было мало, все какие-то вялые.
Был благотворительный концерт. На собранные деньги вывезли мусор из двух первых лагун. С Утриша хотят снять статус заказника. И отдать частникам. Поэтому и отчаянно засирают. Народ против. Но, похоже, все к тому идет. Туристы добираются даже до третьей лагуны и курсируют по пляжу в купальниках. Потом находим разбитые бутылки. Спасть на пляже уже не слишком приятно – могут наступить. Стоянки одна на ругой. На выходных нас со Слэйером чуть не задавили катером, причем, не сказать, чтобы нечаянно. Тревожно как-то.
Все очень ждали, что опять приедет Гера Моралес с коллективом. Но в этом году его не было. Шелл как-то встретила Геру в городе и спросила, что надо делать, чтобы настроение было хорошее.
- Музыку слушать и на велосипеде кататься.
У нас собой был мой старенький дисковый плейер и самая разнообразная подборка. Шелл по вечерам подпевала на берегу оперным дивам. Мадам Баттерфляй у нее замечательно выходила.
Мы со Слэйером пошли по саундтрекам. Lion King отлично ложится на красное закатное солнце. Хакуна Матата во веки веков.

Банка №5. Окружение

Банка № 5. Окружение
В обмен на прекрасную стоянку и обещанную палатку с работающей молнией первые дни пришлось жить с шефами. «Кушайте, кушайте, нахлебник-сан…», - приговаривала Слэй, печально провожая взглядом сыр. «А то он бы стух…», - утешала потом меня…
Как оказалось, чрезмерно спокойные люди могут раздражают. Особенно «нервнобольных на голову своим душевным расстройством» (с). Нас, простых смертных, то бишь.
Безмятежные улыбки, полуприкрытые глаза, мягкие настроения, вальяжные походки, речи, тягучие и приторные, как нуга… Хотя на речь редко у кого хватает сил. И уж совсем не хватает сил у меня, чтобы их выслушивать.
Наши соседи справа. Разношерстная компания из разных городов русских. Когда один из них, какой-то очередной бородатый умник, начинал вещать, Шелл в страшных муках крючилась под деревом, а я старалась читать нараспев и как можно громче, чтобы эти претенциозные сентенции ни в коем случае не добрались до наших незапятнанных Знанием сознаний. Уверена, каждый из нас хоть раз в жизни сталкивался с этими абсолютными мудрецами, циниками и моралистами, кои бродят по свету и ловят невинных жертв. Поймав, парализуют начитанностью и напором и, паразитируя на чужой невинности, начинают преподавать и проповедовать. Гррр.. Повод находиться всегда.
- Можно ли жить здесь и абстрагироваться от всех этих…, - не найдя подходящего определения, приехавшая на денек Раечка замолкает и испуганно глядит вслед компании не вполне вменяемых молодых людей, которым только что корректно сообщили о Правилах пользования источником. Корректно и мягко сообщили, вполне дружелюбно. Но дружелюбие это скрипит на зубах как песок.
- Можно. И мы успешно это практикуем, - я обнажаю фирменный оскал и встряхиваю мокрой головой. Я помылась, я белый человек, и пока Шелл и слэй плещутся неподалеку, я принимаюсь наполнять пятилитровки.
На второй канистре человекообразная обезьяна, ждущая своей очереди под деревом, к моему вящему удивлению обретает дар речи и принимается посвящать меня в науку Правильного черпания воды. На второй минуте «общения», поняв что этой субстанции не помогут заткнуться ни красноречивые взгляды, ни интеллигентные реплики, я передаю ковшик Раечке и удаляюсь к рюкзакам со своей добычей. Слэй находит меня «в растрепанных чувствах» (с). Это существо в глаза не видело прогрессии и вряд ли читало что-нибудь кроме вывески на табачном киоске. Но у него есть все козыри, чтобы прогнать лучезарное пост-помывочное настроение.
Как и у милой девушки, что встретилась на тропинке к морю. Пожелав доброго вечера, она потянула носом воздух и изумленно молвила: «От вас пахнет мылом… ». Возможно, это было оскорблением.
Наш сосед по стоянке. Издали вызывает скорее интерес, чем агрессию. Он может позволить себе отпуск длиной в два месяца. В гордом одиночестве и полной абстракции. Предупредителен и отзывчив. Но его поход за дровами стал событием такого ООСного масштаба. Под конец мы были близки к тому, чтобы возненавидеть друг друга.
Эти легкие улыбки, тихие тембры, придуманные истории. Все эти интересные, неординарные люди с перевернутым миром ценностей. Они всегда готовы придти на помощь. И так же безразличны, как и все остальные.
Но! Были и приятные моменты. Совершенно изумительная семья, жившая за нами в лесу. Идеал прямо со страниц воображения. Малфои, если бы Малфои были загорелыми, абсолютно голыми и серьезно интересовались Индией. Открытые и светлые, и столь тесно связанные друг с другом, что сердце каждый раз замирало очарованное, и в голове стучалось: «Семья».
Милая Нарцисса, она же кудесница Олеся. Каждый раз проходя мимо, она желала доброго времени суток, и время от времени забегала по-соседски одолжить то спичек, то воды, то хлеба. Мать. Жена.
Чудесный маленький Драко, он же Илья, лет 7 ему было. Из одежды на нем только нитка синих стеклянных бус. Он строил из камней странные сооружения и был серьезен не по годам. Я обожала с ним беседовать. Слушать о странных листьях, и о ночных животных, и вообще обо всем. Он открывал глаза.
- Это ваша собака, черная?
- Мы ее сюда привезли. А одна женщина сказала, что у нее глисты. Глупости. Папа не разрешил бы трогать собаку с глистами.
-А как ее зовут?
- Она свободна от имени.
И каждый звал ее как хочет.
И наконец, божественный Люциус. Его имени никто не знал, все знали его как Мужа. Он был величав, прекрасен и невозмутим, как и подобает истинному Люциусу. Даже когда бродил по берегу и кричал сыну, чтобы звал маму домой готовить завтрак. Даже когда внезапно возникал из кустов на туалетных тропках. А особенно когда вытягивался на берегу под своим любимым камнем, с книгой в руках, или просто наслаждаясь солнцем. Как-то проходя через лагерь, он услышал слэйровскую мантру «А нам по кайфу», гимн морю и лету, направленный на приободрение Шелл. И улыбнулся. Муж. Отец.
Они действительно были натуральными блондинами. И всегда ходили босиком.

Банка №6. Настроение

Банка № 6. Настроение
Нам – мне и Слэйеру – все действительно было «по кайфу». Море, солнце, камни, лес, звуки. Покой. Умиротворение. Извечное «Остановите пленку!». Все было хорошо.
Хотя пожалуй, мы бы прекрасно обошлись без расстройства желудка. Но и оно дает очень многое.
Единственным существенным минусом было состояние Шелл. Я честно предупреждала ее, что на юге жарко, море соленое, до города далеко, пляж нудистский и всякого сброду полно. Видимо, недостаточно. Ибо проблемы начались сразу после пересечения грани между миром утришским и миром остальным. Шелл напряглась. Едва завидев камень, гласивший «Оставь одежду всяк сюда входящий».
Но первые два дня она купалась, ела арбуз и читала нам вслух. Потом пришли бессонные ночи и боли в желудке. Она изнывала от жары, не выходила на берег и не могла смотреть на море. Мы всеми силами старались ее приободрить, страдая ничуть не меньше от невозможности разделить радость на троих. Но мы со слэйером херовые родители и херовые приобдряльщики. Мы не умеем общаться, мы не понимаем людей. Тряслись в сторонке и осторожно трогали, бросали спасательный круг.
Лучше всего получилось, когда мы сели разрисовывать камушки и незаметно разрисовали Слэйера. Еще веселее стало, когда оказалось, что именно эта гуашь морской водой не смывается. Не помогли ни мыло, ни мочалки, ни камушки. В итоге, Слэй на все наплевала и еще неделю ходила с зеленоватой шеей.
Потом все стало совсем худо. Шелл решила, что она органически не восприимчива к морю. Может это действительно так, может она все надумала и уверила себя в этом. Так Шелл незаметно стала Крошкой Енотом. И Крошка Енот страдал.
Мы старались. Возможно, недостаточно. Наверно, мы плохие друзья. Однажды мы силком, с чаем и шоколадкой, вывели ее смотреть на закат. Крошка молча просидела 2 минуты, потом поднялась и отправилась в лагерь. «Я здесь не могу. Камни пахнут солью». Мы проводили ее взглядом и немедленно кинулись нюхать камни. «Соль не пахнет,» - внезапно осознала Слэй. И мы сдались.
Шелл уехала в город за 2 дня до отъезда и сняла там жилье. Когда мы встретились, она была улыбчива и накрашена, и без умолку говорила о библиотеке, кино, театре. Мы сонно молчали, растворяясь в диванных подушках, и вспоминали празднование утришского Нового года в ночь полнолуния. С каменными снеговиками, голозадым Дедом морозом, боди-арт костюмами, фейерверком и елочкой с горящими свечами, отпущенной в море на плоту. Следующей ночью мы тряслись в поезде и вновь следили за временем.

Огрызок

Неприкосновенная заготовка на будущее
Стоит более тщательно продумывать литературу в поездку. У нас были:
- сборник новелл Акутагавы
- Довлатов, «Зона. Компромисс. Заповедник»
- Анекдоты Моллы Насреддина
- Д. Гайдук, «Растаманские сказки»
- Поппи Брайт, «Потерянные души»
Читалось все вперемешку, вместе и по отдельности. Вслух и про себя.
Так вот. Поппи Брайт мы читали вслух. При втором прочтении, да еще и вслух, весь эффект сходит на нет. Ржали как умалишенные. Теперь меня тошнит от крови, подведенных черным глаз, вычурных метафор и прочей атрибутики. И от всего творчества г-жи Брайт. Хотя наши переводчики отожгли. Цитаты останутся в наших сердцах навсегда.
- Некоторые девчонки очень даже не прочь, чтобы их изнасиловали…верно, Дух?
Молла и Гайдук должны были задавать настроение. На деле же его задавали Акутагава и Довлатов. И, смею заверить, настроение это было отнюдь не радужное. Теперь мы точно знаем, где ад.