Зуи
отрывокОтрывок
- Я уже до того дошла, честное слово, что сказала вслух самой себе, как псих ненормальный: "Если я еще хоть раз услышу от тебя хоть одно въедливое, брюзгливое, неконструктивное слово, Фрэнни Гласс, то между нами все кончено - все кончено". Некоторое время я держалась неплохо. Почти целый месяц, когда кто-то изрекал что-нибудь типично студенческое, надуманное и попахивающее беспардонным эгоизмом или вообще выпендривался, я хоть держала язык за зубами. Я ходила в кино, или в читальне просиживала целые дни, или
принималась как сумасшедшая писать статьи о комедии эпохи Реставрации или о чем-то в этом роде - но я, по крайней мере, радовалась, что временно не слышу собственного своего голоса. - Она потрясла головой. - Но вот однажды утром -хоп, и я опять завелась с полоборота. Я всю ночь не спала, не помню почему, а в восемь у меня была лекция по французской литературе, так что я в конце концов встала, оделась, сварила себе кофе и пошла гулять по университетскому городку. Мне так хотелось уехать на велосипеде ужасно далеко и надолго, но я боялась, что будет слышно, как я вывожу велосипед со стоянки - вечно что-нибудь падает, - и я просто пошла в аудиторию на литфаке, уселась и сижу. Сидела, сидела, потом встала и начала писать цитаты из Эпиктета по всей доске. Я всю доску исписала - сама не знала, что я столько помню. Слава богу, я успела все стереть, пока никто не вошел. Все равно это было ребячество - Эпиктет меня бы просто возненавидел за это, но...- Фрэнни запнулась. - Не знаю... Наверно, мне просто хотелось увидеть на доске
имя хорошего человека. В общем, с этого все и началось. Весь день я ко всем придиралась. Придиралась к профессору Фаллону. Придиралась к Лейну, когда мы говорили по телефону. Придиралась к профессору Тапперу. Все шло хуже и хуже. Я даже к соседке по спальне стала придираться. Господи, бедняга Беверли, я стала замечать, что она иногда глядит на меня будто в надежде, что я надумаю перебраться в другую комнату, а на мое место переедет хоть мало-мальски нормальный и приятный, человек, с которым можно жить в мире и спокойствии. Это было просто ужасно! А хуже всего то, что я знала, какая я зануда, знала, что нагоняю на людей тоску, иногда даже обижаю,- но я никак не могла остановиться! Не могла перестать брюзжать, и все тут.
У Фрэнни был не на шутку расстроенный вид, она примолкла, пытаясь столкнуть вниз топчущегося Блум-берга.
- Но хуже всего было на занятиях,- решительно сказала она.- Это было хуже всего. Понимаешь, я вбила себе в голову - и никак не могла выбросить, что колледж - это еще одно фальшивое бессмысленное место в мире, созданное для собирания сокровища на земле, и все такое. Бог мой, сокровище - это и есть сокровище. Ну какая разница: деньги это, или культура, или просто знание? Мне
казалось, что все это - одно и тоже, стоит только сорвать обертку - да так оно и есть! И мне иногда кажется, что знание - во всяком случае, знание ради знания - это хуже всего. Это самое непростительное, я уверена.
Фрэнни нервно, без всякой необходимости, отбросила волосы со лба левой рукой.
- Мне кажется, все это не так уж меня бы расстроило, если бы хоть один раз - хоть разок - я от кого-нибудь услышала пусть самый маленький, вежливый, мимолетный намек на то, что знание должно вести к мудрости, а иначе это просто возмутительная трата времени, и все! Как бы не так! Во всем университете никогда никто и не заикнется о том, что мудрость - это цель всякого познания. Даже само слово "мудрость"; и то почти не упоминается. А хочешь услышать что-то смешное? Хочешь услышать что-то взаправду смешное? За четыре года в колледже - и это чистая правда, - за все четыре года в колледже я всего один раз слышала слова "мудрый человек",и это на первом курсе на лекции по политике! А знаешь откуда оно выплыло? Говорили о каком-то старом придурковатом государственном деятеле, который сколотил состояние на бирже, а потом отправился в Вашингтон и стал советником президента Рузвельта! Ты только
подумай, а? Почти за четыре года в колледже! Я не говорю, что такое случается со всяким, но меня эти мысли так огорчают, что взяла бы и умерла.
Она замолчала и, по всей видимости, вспомнила об интересах Блумберга. Губы ее так побледнели, что казались едва заметными на бледном лице. И они были покрыты мелкими трещинками.
Это в честь пятницы, 13 и сдачи последнего экзамена. Будет еще.